Пока мы учились сидеть за столом, привыкали друг к другу, Федя перестал плакать. Я уже стала планировать нашу с ним работу, но Федя уехал на кохлеарную имплантацию в Москву. А ещё через месяц у нас начался новый этап жизни. Он ничего не хотел делать из того, что предлагает сурдопедагогика. А если погода была пасмурной, то и играть не хотел. Между настройками импланта мы (тройка педагогов: музыкант, художник, сурдопедагог) развивали в Феде всё, что могли и не могли. И если к индивидуальным занятиям Федя за два года привык, то на групповых стабильно прятался под стол, в шкаф или под ковёр. И уже не только педагоги, но и ученики подходили к Феде, гладили его и обнимали. Федин характер (собственно, если бы не характер, Федя бы не выкарабкался после всех его приключений) стал смягчаться. Однажды я спускалась по лестнице, за мной шёл Федя, а следом – его мама. Федя взял меня за руку. Очень простое, человеческое действие. Но мы-то с Фединой мамой знали, чего это стоит. Я шла не дыша. Федя стал мне доверять себя.