Они несколько секунд смотрели в глаза друг другу, а потом…. заревели.
Они заголосили так, что шум водопада показался бы каплями в тазик.
Обнявшись, они сели на пол и рыдали. Каждый сам себе отдельно и друг другу. Голосили без слов и причитаний. Боль выходила водой. Солёной. Горячей. Так земля плачет извержениями и цунами, когда люди незаслуженно её обижают. Земля терпит, терпит нерациональное отношение к себе, и вроде уже привыкла, но вот сил не хватило сдержаться, и внутренние соки вырываются наружу, смывая всё на своём пути.
На улице темнело. И когда тела содрогались в затухающих истеричных конвульсиях, незаметно подошла дочка и глазами спросила: – А что это с вами? Ловко достала «СВОЮ», мамину титю и начала жадно сосать. И ей «до лампочки» было, слышит она или нет. Ей было так хорошо у маминой груди. Одной рукой Наташа держалась за маму, а другой рукой пыталась схватить папу за плечо. Папа подвинулся ближе, и Наташа стала практически счастливым ребёнком. Ей бы ещё кусочек хлеба со стола взять, но рук только две. Все желания почти исполнились, голод утолялся тёплым молоком, мама и папа сидели рядом на полу, кусок хлеба она возьмёт потом. А всё остальное для неё не имело значения.
И сидели они втроём на полу и уже улыбались друг другу. И тут Вадим говорит: - Девчонки, а меня кто-нибудь будет кормить? Я тоже есть хочу!
Оксане было стыдно признаться, но она тоже хотела есть. Только она не знала, можно ей есть или нет? Полагается ли в таких случаях «уйти в горе» и лежать-голодать? Но инстинкт взял своё.